Когда мне было 4 или 5 лет, меня повезли на похороны какого-то родственника. Была зима. Люди в черных драповых пальто скорбно стояли вокруг гроба, некоторые сдержанно рыдали. Меня зачем-то протолкнули вперед, к самому гробу. Я смотрела на покойника, и не понимала – почему все плачут? Все же нормально. Вот лежит тело, а человека-то тут уже нет. Я помню, как четко прочувствовала это тогда. Человек уже ушел, а родственники рыдают над холодным телом. Неживым, каменным. Неужели они не видят, что рыдать-то не над кем, тут никого нет? Слово «душа» я тогда не знала.
Я отвернулась, выбралась из толпы, и пошла по кладбищу. Невдалеке проходили еще одни похороны. Я пошла туда. Там была та же самая картина: люди в черных пальто плакали над мертвым телом.
В недоумении я пришла обратно, и спросила бабушку – почему все плачут? Получила небольшую выволочку, что ушла без спроса и могла потеряться. Потом мне объяснили, что люди плачут, потому что горюют по умершему. Чем ввергли меня в еще большее недоумение. Зачем по нему горевать, ведь ничего страшного не случилось, человек просто умер, ему же сейчас хорошо? Бывало, меня привозили к каким-то болеющим родственникам, и я чувствовала, как им больно, как они мучаются. Окружающие были к ним внимательны, но никто не плакал и не горевал. А по умершим плачут, хотя им хорошо, и это абсолютно нелогично.
Все это я ощущала, но не могла описать словами. У меня вобще всегда большие трудности с облеканием в слова того, что я чувствую. А в детстве я так и жила – молчаливо, ощупывая мир чувствами, создавая миры и истории внутри себя.
Многого я не могла понять. Например, зачем люди издеваются друг над другом. Зачем бьют друг друга – это же больно, неужели они не чувствуют чужой боли? Как это возможно? Меня били, но я никогда не могла дать сдачи. Это было все равно, что ударить саму себя, я же чувствовала их боль. С годами чувство правоты и желание справедливости как-то затмили это. Я стала бить словами и кулаками, потому что справедливость и правота стали важнее боли.